Новый алтайский след найден в творчестве Аделаиды Котовщиковой
Об алтайском следе в творчестве Аделаиды Котовщиковой уже писала наша газета ("АП" от 20 марта с. г.). И вот новая находка...
То, что Аделаида Котовщикова - детский писатель, факт общеизвестный. Но "взрослые" произведения в ее творческой биографии тоже имелись - об этом я узнала из архивного документа 1943 года. Увы, довоенные сочинения оказалось весьма сложно найти. Параллельно с этим поиском я перечитывала все книги Котовщиковой, которые удалось обнаружить в Интернете и библиотеках: "малышовые", для школьников всех возрастов. И случилось неожиданное-долгожданное "вдруг"...
Я нашла книгу, издания которой, увы, не дождалась Аделаида Александровна. Книга эта оказалась вовсе не детской. И главное - повесть, открывающая сборник "Старинные часы", рассказывает об алтайском периоде жизни Котовщиковой!
Называется она просто - "Даша и дети".
Радость узнавания
Начинается повесть с того, что пожилая женщина, слыша музыку, звучащую в честь 40-летия Победы, вспоминает войну. Страшный первый блокадный год, эвакуацию, жизнь на Алтае и возвращение в родной Ленинград...
Пересказывать литературное произведение - занятие неблагодарное. Надеюсь, вы когда-нибудь прочитаете повесть Котовщиковой сами. Сейчас же мы поговорим об алтайской части ее творения.
Три места на Алтае связаны с судьбой писательницы - Бийск, Старая Барда (ныне Красногорское) и Барнаул. Это если не считать сел и деревень, в которых она побывала в качестве корреспондента "Алтайской правды". Поездила же журналист Котовщикова по краю в военные годы немало. Замечу, о Бийске она вспоминала в книге "В большой семье", но в повести "Даша и дети" упоминания о нем нет...
Итак, в эвакуации Даша с детьми, Верочкой и Сашей, оказалась в алтайской деревне. И если детей в книге зовут иначе, чем их прообразы, то имя главной героини легко объяснить: она - Даша, а Аделаиду Александровну родные и близкие всегда звали Адюшей.
Персонажей описанного в книге бардинского периода жизни Котовщиковой, как я ни старалась, до сих пор найти не смогла. И пусть даже они могут быть образами собирательными, но настолько замечательно их выписала Котовщикова, что не узнать черты своих родных в героях повести - я уверена - их потомки не смогут. Посудите сами... Вот один из моих любимых эпизодов повести:
"Еще осенней хмарью Дашу повадился навещать по вечерам Павел Яковлевич Трошин. Высокий, костлявый старикан, весь тонкий, с длинной, жилистой шеей, с козлиной редкой и серой бороденкой, с голубыми водянистыми глазами, мечтательно устремленными ввысь, он смахивал на обтрепанного Дон Кихота...
Поздоровавшись, Трошин садился за стол, чинно укладывал на столешницу заскорузлые, узловатые кисти рук и говорил:
- По предварительному рассуждению, скоро начнут преобладать сильные холода зимней поры года. - Или что-нибудь в этом роде.
Он обожал речи выспренние и туманные. Эти свои словеса он произносил неторопливо и со вкусом, и выражение лица делалось у него при этом меланхолически-раздумчивое, а взоры устремлялись в пространство и вверх. И всегда он пребывал в некотором философическом волнении, в легкой неясной тревоге, как бы в ожидании чего-то необыкновенного.
А старуха была у него, наоборот, громадная, грузная, непробиваемо спокойная, возвышалась неколебимо, как утес.
Зайдя зачем-то к Трошиным и впервые увидев их вместе, Даша с трудом удержалась от смеха: уж больно непохожи, противоположны даже.
В момент Дашиного появления Трошин за что-то кричал на свою жену тонким, петушиным голосом. Шум в избе стоял какофонический: одновременно с Трошиным почему-то орал дурным голосом кот. С полнейшей невозмутимостью Трошиха, стоя у стола, чистила картошку.
Внезапно Трошин оборвал свой крик и сказал негромко, но явственно и совершенно спокойно:
- Ты, баба, с кота-то все же сойди!
Даша глянула и не удержалась - прыснула. Батюшки! Валенком своим, величиной с полугодовалого щенка, Трошиха и в самом деле стояла на хвосте у кота. Она сдвинула ногу, ругнулась басом:
- Разъязви тя!
Шипя от злости, кот метнулся под лавку.
- Здравствуйте! - сказала Даша".
Полагаю, потомки смогли бы узнать еще одну семью. Ту, в доме которой во время эвакуации жила Адюша - Даша с детьми. Тем паче, что они были первыми ленинградцами, появившимися в войну в селе.
"Анна Пантелеевна Черникова, мать двоих сыновей, Петьки и Федьки, пятнадцати и четырнадцати лет, - была женщина приземистая, верткая..."
А вот какими были ее сыновья: "... оба долговязые, худые, вихрастые, на мать даже отдаленно непохожи, видно, в отца удались, работали, как взрослые, на самых тяжелых мужицких работах".
Но если потомки не узнают своих родных по описанию внешности и характеров, то наверняка кто-то в Красногорском вспомнит рассказы о ленинградцах. Например, о том, как мчал Трошин их на "богопротивной" коняге Егорке от стаи волков...
Забывалось масштабное...
Другие же жители края могут хранить семейные предания о приезде в их район маленькой хрупкой женщины, ленинградки, корреспондента "Алтайки". Я же, читая в повести страницы о жизни редакции "АП", узнавала: а вот этот образ списан сразу с двух наших - с Чиликина и Шестакова... а эта героиня - именно такая, какой я представляла себе Софью Крючкову... а вот типографские вдовы...
Котовщикова в своей повести не раз удивлялась капризам памяти: забывались события масштабные, помнились же на первый взгляд вовсе незначительные. Но только на первый взгляд.
Вот, например, командует в детсаду сыну Даши мальчонка: мол, младшая группа поела, идем скорее чашки облизывать! Или видит в командировке журналистка красную лису на белом снегу: ходит та безбоязненно, потому что "охотнички на войне бьются". А вот что еще запомнилось героине повести: в одной из командировок показала ей молодая колхозница письма мужа с фронта. "Моя кочующая стайка!" - таким обращением начиналось каждое. Но колхознице ль писал муж, или так обращался во фронтовом треугольнике к своей семье муж Адюши?..
Котовщикова всегда помнила об Алтае - это понятно из ее произведений. Даже из тех, в которых она не писала об эвакуации, не изображала алтайских реалий прямо. Вдруг всплывает в книге слово - наше, родное, сибирское... Как я полагаю, и одну из главных тем своих, тему детского дома, Адюша тоже нашла на Алтае.
"Берегите детей, которым удалось родиться!" - устами Даши говорит нам писательница, пережившая кошмар войны, блокады, эвакуации. Потому что нет детей чужих, все дети наши. Эту мысль подтверждают и рассказы из найденного мной сборника. У первого из них говорящее название - "Нельзя иначе".
Полагаю, многие в нашем крае теперь откроют для себя Котовщикову: проект, посвященный ее творчеству (НКО "Ракурс-Алтай" и краевой детской библиотеки), получил президентский грант. И я знаю, кто уже задумался о новом проекте. Посвящен он будет именно алтайскому следу в судьбе писательницы. Ведь его так часто можно найти в ее литературных произведениях. А на Алтае наверняка живут потомки героев ее газетных очерков... И одним из главных пунктов гранта будет, конечно, издание замечательной книги о Даше - Адюше. Ведь ее сейчас так трудно найти: моему сыну удалось разыскать ее лишь у питерских букинистов, потому что издавалась она еще в Ленинграде.
