Российское кино ожидает очередная порция запретов
На днях в Государственную Думу внесли законопроект о запрете показа в фильмах сцен насилия.
Помнится, в позднесоветскую эпоху, во время телемостов с США, одна наша соотечественница уверенно заявила, что «секса у нас нет». Фраза моментально стала крылатой, и ничего, разумеется, кроме смеха не вызывала.
Времена изменились, и теперь не до смеха. Куда ни глянь, у нас ничего нет. По крайней мере, официально. Нельзя показывать. Запрещено. А значит, нет. Но есть такие люди, депутатами называются, которым даже мало кажется много. Разумеется, когда это касается других. Так на днях в Государственную Думу внесли законопроект о запрете показа в фильмах сцен насилия. Для его проработки создается рабочая группа, а принять планируется на весенней сессии.
«Мы будем работать над запретом пропаганды не только сцен насилия, но и нетрадиционной ориентации в фильмах», - сообщила глава комитета по вопросам семьи, женщин и детей Нина Останина. Слово «пропаганда» не должно вводить в заблуждение. Это просто показ в кадре. То есть, если вы закурили, то это пропаганда курения, выпили рюмку - алкоголизма и т. д. Не знаю, где Останина увидела фильмы с пропагандой гомосексуализма, наверное, на каких-то специальных сайтах, но вот запрет на насилие - это уже интересно. Отметим, что маркировка 12+ или 18+ уже никого не устраивает. Только запрет. Ну хорошо. Убийство - это насилие? Конечно, как иначе. Тогда сразу сносим все фильмы про войну. В первую очередь, всю опору нашего «патриотического воспитания» - кино о Великой Отечественной. Или насилие, оправданное патриотизмом, таковым не считается? Но тогда это лицемерие. Да практически любой и каждый фильм содержит «запрещенку». Даже культовые советские. Помните «Место встречи изменить нельзя»? А «Москва слезам не верит»? Там же была драка Гоши с другом против парней в подворотне. Насилие? Несомненно. К тому же главный герой курил, выпивал, даже в запой как-то ушел - в общем, творил все то, что сегодня «ни в какие рамки». Что либо уже запрещено, либо планируется к запрету. О чем председатель комитета сообщила: «Надо защитить детей от воздействия негативной информации».
Т. е. драки, войны, убийства, всевозможные конфликты - негативная информация, от которой необходимо защищать. Ну что сказать таким людям? Добро существует только потому, что есть зло. Любовь и ненависть - две стороны одной медали. Шекспира тоже, надо полагать, запретят, ведь самая знаменитая история любви проходила на фоне вражды Монтекки и Копулетти, да и закончилась очень печально. Кстати, «пропаганду суицида» отечественные ревнители нравственности тоже давно запретили. И, конечно, нет и не может быть никакой «Илиады» со страшными по жестокости битвами троянцев с ахейцами, ни баллад о доблестном рыцаре Айвенго (что с Высоцким в песнях и образе, что без), ни «Бородино» Лермонтова. А как же пушкинская «Полтава» с его гениальными строчками:
Швед, русский колет, рубит, режет
Бой барабанный, клики, скрежет
Гром пушек, топот, ржанье, стон
И смерть, и ад со всех сторон.
Конечно, проблема не в дурацком запрете, да и от отечественного кинематографа давно уже ничего интересного не ждешь, хоть с запретами, хоть без. Проблема в том, что зомби во властных конторах всех уровней вот уже много лет пытаются запретить саму жизнь. Она им ненавистна. И свою ненависть ко всему живому лицемерно прячут под маской заботы о подрастающем поколении, ограждении его от негатива и прочими благоглупостями. Им страшен вызов власти, обществу, человеческим порокам, который бросали настоящие поэты, хоть Руже де Лиль в своей Марсельезе, хоть Высоцкий, хоть «наше все» - Пушкин. Они до колик ненависти страшатся вольности прошлых эпох - от Робин Гуда и Тиля Уленшпигеля до революционеров Нового времени.
Какая все же удивительная разница, какая метаморфоза произошла всего-то с позднесоветских времен, лет за 40. Тогда, вспомним, Маршак переводит Бернса, и в балладе о Робин Гуде «крошка Джон» бросает в лицо своим мучителям:
Привет вам, тюрьмы короля,
Где жизнь влачат рабы,
Меня сегодня ждет петля
И гладкие столбы.
Он же, там же, из своего XII века говорит о бытии настоящего человека в современном мире, которое видит гораздо лучше большинства современников, трясущихся от страха перед разными напастями:
Прости мой край! Весь мир, прощай!
Меня поймали в сеть.
Но жалок тот, кто смерти ждет,
Не смея умереть.
А люди, которые сознательно или, по большей части, бессознательно пытаются заслониться, убежать от всего в их представлении «негативного», в первую очередь, смерти, зря стараются. Бесполезно. Смерть им не грозит. Ибо умереть может лишь живое, а изначально мертвое - лишь функционировать в режиме «зомби», покуда не распадется на атомы, чтобы дать начало новой, быть может, более сознательной, человеческой жизни.
